…кому дорого здоровье детей, тот не должен поддерживать идею коллективного воспитания.
Теодор Хелльбрюгге, Герхард Дёринг
98. Можно?
Не позволяют, потому что грешно, нездорово, некрасиво, потому что он слишком мал, потому что не позволяют, и конец.
И тут не все ясно и просто. Подчас что–нибудь вредно, когда мама сердится, а подчас позволят и малышу, раз отец в хорошем настроении или гости.
— Почему запрещают, чем бы это им помешало?
К счастью, рекомендуемая теорией последовательность на практике неосуществима. Ну как вы хотите ввести ребенка в жизнь с убеждением, что все правильно, справедливо, разумно мотивированно и неизменно? Теоретизируя, мы забываем, что обязаны учить ребенка не только ценить правду, но и распознавать ложь, не только любить, но и ненавидеть, не только уважать, но и презирать, не только соглашаться, но и возмущаться, не только подчиняться, но и бунтовать.
Часто мы встречаем зрелых уже людей, которые возмущаются, когда достаточно пренебречь, и презирают, где следует проявить участие. В области негативных чувств мы самоучки; обучая азбуке жизни, взрослые учат нас лишь нескольким буквам, а остальные утаивают. Удивительно ли, что мы читаем неправильно?
Ребенок чувствует свою неволю, страдает из–за оков, тоскует
по свободе, но ему ее не найти, потому что форма воспитания меняется, а содержание — запрет и принуждение — остается. Мы не можем изменить свою жизнь взрослых, так как мы воспитаны в рабстве, мы не можем дать ребенку свободу, пока сами мы в кандалах.
Если я выкину из воспитания все, что прежде времени отягощает мое дитя, оно встретит суровое осуждение и у ровесников, и у взрослых. Необходимость прокладывать новый путь, трудность пути против течения не явятся ли для него еще более тяжким бременем? Как мучительно расплачиваются в школьных интернатах вольные птицы сельских усадеб за эти несколько лет относительной свободы в поле, в конюшне и в людской…
Я писал эту книгу в полевом госпитале под грохот пушек, во время войны; одной терпимости было мало.
99. Почему девочка в нейтральном возрасте уже так сильно отличается от мальчика?
Обездоленная детством, она подвержена дополнительным ограничениям как женщина. Мальчик, лишенный прав как ребенок, обеими руками ухватился за привилегии пола и не выпускает их, не желая делиться с ровесницей.
«Мне можно, я могу, я мальчик».
Девочка в кругу мальчиков — незваный гость. Из десятерых всегда один спросит:
— А она зачем с нами?
Возникни спор — мальчики все уладят между собой, не задевая самолюбия, не угрожая изгнанием; а для девочки у них в запасе резкое:
«Не нравится тебе — ну и иди к своим».
Общаясь охотнее с мальчиками, девочка становится подозрительной личностью в своем кругу.
«Не хочешь, ну и иди к своим мальчишкам».
Обида на презрение отвечает презрением: рефлекс самозащиты атакуемой гордости.
Лишь совершенно исключительная девочка не опускает руки, не принимает всерьез общего мнения, стоит выше толпы.
В чем выражается враждебность ребячьего общества к девочкам, которые упорно играют с мальчиками? Может, я не ошибаюсь, утверждая, что эта враждебность породила беспощадный жестокий закон:
«Девочка опозорена, если мальчик у нее увидит штанишки».
Этот закон в той форме, какую он принял среди детей, придуман не взрослыми.
Девочка не может свободно бегать — если она упадет, прежде чем успеет привести в порядок платьице, она уже слышит злобный возглас:
«Ой, штаны!»
«Неправда» или вызывающе: «Ну, и что тут такого», — говорит она, вспыхнув, смущенная, приниженная.
Пусть она только попробует подраться, этот возглас сразу остановит ее и обезоружит.
Почему девочки менее ловкие и, значит, менее достойные уважения, не дерутся, зато обижаются, ссорятся, жалуются и плачут? А тут еще старшие требуют девочек уважать. С какой радостью дети о взрослом–то говорят:
«Очень мне надо его слушаться».
А девчонке он, мальчик, должен уступать, почему?
До тех пор пока мы не избавим девочек от «не пристало», корни которого в их одежде, тщетны усилия девочек стать товарищами мальчику. Мы решили задачу иначе: обрядили мальчика в длинные волосы и опутали равным количеством правил благопристойного поведения, и вот дети играют вместе; вместо мужественных дочерей мы удвоили число женоподобных сыновей.
Короткие платья; купальные костюмы, спортивная одежда; новые танцы — смелая попытка по–новому решить проблему. Сколько в законах моды кроется размышлений? Верю, что не по легкомыслию.
Нельзя критиковать и раздражаться; при рассмотрении так называемых щекотливых тем сохраним благоразумную осторожность.