О ДЕТЯХ
И РОДИТЕЛЯХ
КАК ЛЮБИТЬ РЕБЕНКА
Ребенок в семье
Януш Корчак
• 1 • 2 • 3 • 4 • 5 • 6 • 7 • 8 • 9 • 10 • 11 • 12 • 13 • 14 • 15 • 16 • 17 • 18 • 19 • 20 • 21 • 22 • 23 • 24 • 25 • 26 • 27 • 28 • 29 • 30 • 31 • 32 • 33 • 34 • 35 • 36 • 37 • 38
115. Юность благородна.
Если вы зовете это отвагой, когда ребенок не боится высунуться из окна пятого этажа; если вы зовете это добротой, когда ребенок подает хромому нищему золотые часы, которые мама оставила на столе; если вы зовете преступлением, что ребенок кинул в брата ножом и выбил глаз, — хорошо, я согласен: молодежь благородна, не имея опыта в таких областях — широчайших, широтой в полчеловеческой жизни, — как работа по найму, социальная иерархия и законы общества.
Люди неопытные считают, что можно проявлять дружелюбие или неприязнь, уважение или презрение в зависимости от испытываемых чувств.
Люди неопытные считают, что можно добровольно завязывать и порывать отношения, мириться или не считаться с общепринятыми формами, соблюдать или нарушать правила общежития.
«А мне начхать, плевать, какое мне дело, и пусть себе говорят, не хочу — и баста, а мне–то что?»
Еле дух перевел, хоть отчасти вырвался из–под родительской власти, ан глядь, новые путы, эх–ма!
Потому, что кто–то богат или сиятелен, потому, что где–то кто–то может что–то подумать или сказать?
Кто из нас учит молодежь, какие компромиссы — жизненная необходимость, а какие можно избежать и какой ценой? Какие заставляют страдать, но не марают душу, и какие развращают? Кто указывает границы, в которых лицемерие — приличие (вроде неплевания на пол и невытирания носа о скатерть), а не преступление?
Мы говорили ребенку: люди будут смеяться.
Надо теперь добавить: и заморят голодом.
Вы говорите: идеализм молодежи. Иллюзия, что всегда можно убедить и исправить.
А что вы делаете с этим благородством? Вырываете его у своих детей с корнем, отираясь сладострастно об идеализм, веселье, свободу безымянной «молодежи», как прежде о невинность, обаяние, любовь своих детей. И создается иллюзия, что идеал такая же возрастная болезнь, как свинка или ветряная оспа — этакая невинная обязанность, вроде посещения картинной галереи во время свадебного путешествия.
«И я был фарисом. Я видел Рубенса».
Благородство не может быть утренней мглой, оно сноп лучей. Если нас на это еще не хватает, давайте пока воспитывать просто честных людей.
116. Счастлив автор, который, кончая свой труд, сознает, что сказал в нем то, что знал, вычитал и оценил согласно принятым образцам. Сдавая такой труд в печать, он испытывает чувство спокойного удовлетворения, что дал жизнь зрелому жизнеспособному детищу. А бывает и иначе: автор не видит читателя, который требует от него рядовых знаний с готовыми рецептами и указанием способа их применения. Творческий процесс здесь иной: вслушивание в собственные не установленные и не доказанные внезапно рождающиеся мысли. Окончание труда здесь — холодный итог, мучительное пробуждение. Каждая глава взирает с упреком: «Покинул, прежде чем закончил!» Последняя мысль в книге не завершает целого, а удивляет: «Как, уже? И больше ничего?»
Стало быть, дополнить? Это значило бы еще раз начать, отбросив то, что уже знаю, столкнуться с новыми проблемами, о которых лишь догадываюсь; написать новую книгу, равно не законченную.
Ребенок вносит в жизнь матери дивную песнь молчания. От количества часов, которые мать проводит подле него, когда он сам еще ничего не добивается, а живет, от мыслей, которыми трудолюбиво его окутывает, зависит ее содержание, программа, сила и творчество; мать в тихом созерцании зреет для вдохновения, которого требует труд воспитания.
Не из книжки, а из себя. Тогда каждая книжка падет в цене, а моя, если убедила в этом, выполнила свою задачу.
В мудром одиночестве бодрствуй…
« Предыдущая